Садист широкого профиля.
Фэндом: Тайный Город
Рейтинг: R
Пэйринг: нет
Предупреждения: нет
Примечания: Работа на конкурс "Страхи ТГ"
Крысы
Я бы не сказал, что мы отчаялись. Нет, просто смирились. Сводчатый потолок, покрытый плесенью и капающий сверху бесконечной водой. Яркие блики на стенах – от нескольких факелов – тонкая издевка. Факелы догорят, оставив нас всех – а сколько нас здесь? – в полной темноте, которая никогда для меня не была чужой.
Но для них она – родственница, мать, дом родной, а для нас неизбежное пристанище, потому что иначе не выжить.
Стоны. Стоны раненых. Крики детей – они не щадят никого, рычание мужчин и женщин.
Мы сломали когти о тяжелую каменную дверь, и будем обдирать пальцы до крови, будем стучать в стены, стесывая ладони в мясо, распространяя вокруг дурманящий запах крови. Нашей крови. Медленной, неспешной, сейчас единственной…
Мои руки по локоть в крови. В черной крови, которая отрава, которая никогда не будет для нас подходящей. Мои руки по локоть в это гадости, и я даже не могу смыть её – смывать нечем, а слизать её я не в силах. Она отвратительна по своей сути.
Меня толкают, дергают в сторону, отпихивают в глубину. Я прячусь, стараюсь вырыть яму, потому что это единственный способ спрятаться, от наступающего безумия, от того, что грядет, как только первый из нас сорвется. Прячусь туда, где меня никто не найдет, потому что я слаб и ранен.
Я буду одним из первых – я знаю это, и это придает уверенности в себе, способности искать дальше.
Шепот, шепот, шепот.
Крик, первый крик боли.
Час, два, день?
Сколько это длится, сколько прошло времени там, где нас уже не будет, где нас не найдут.
Когда здесь снова станет светло, пол покроется толстым слоем черной пыли – это будет все, что останется от наших тел. Совсем недолго этого ждать.
Двадцать ударов сердца – единственное мерило времени в этом диком мире.
Двадцать ударов сердца – спрятаться.
Первый крик – звериный, яростный. Нет ни хлюпанья крови, ни капли не пролито мимо. Всего три глотка.
Высушен.
Это не для меня. Я не буду следующим.
Когда вокруг творится ад из тел и лиц того, кто был когда-то другом, я начинаю понимать, как иногда бывают странны гримасы судьбы.
Десять дней назад я считал себя богом для окружающих меня челов. Пять дней назад, я остервенело сражался с теми, кто пришел убивать нас. Сейчас я здесь.
Это не пещера. Это подвал и здесь когда-то были окна, но они предпочли замуровать их, чтобы похоронить нас заживо. Тех, кто выживет.
Мы как крысы в банке.
Знаете, как челы выводят крыс с кораблей? Со своих деревянных кораблей, на которых перевозят зерно? Мы как эти крысы – в одной банке. Мы готовы вцепиться друг другу в глотки – выживет сильнейший. Мы готовы раздирать друг друга, чтобы выжить. Чтобы прожить еще один день. Крысы поступают так же. От голода они пожирают друг друга, они дерутся друг с другом. Сначала умирают слабые и больные. Потом снова слабые. И еще. И снова.
Остается одна крыса, которая уже вкусила плоти своих товарок. Они стали её пищей и не иначе. Они стали для неё врагами. И тогда эту крысу выпускают на волю. И она послушно продолжает убивать. Она приносит челам трупы, а челы дают ей мясо и молоко. Они хвалят её, гладят по голове и позволят жить рядом. Она их верный пес, который никогда не упустит случая сожрать очередную крысу. Она крупнее и больше. И у неё бешенный взгляд надсмотрщика.
Только мы не крысы и оставшемуся в живых так не повезет. Победитель никому не нужен. Им просто было лень марать руки о нас, и они решили, что нас можно просто скинуть в этот подвал.
Мы продержимся, а они будут делать ставки.
Кто тут самый сильный?
Спрятаться.
День, два?
Счет времени уже давно утерян и вокруг только темнота и обезумевшие взгляды. Я чувствую Жажду. Она пожирает меня изнутри, расплывается перед глазами яркими цветами, и вспыхивает пятном алого цвета.
Кто-то кричит. Кто-то вырывается.
Пища.
Забытье и вспышка сознания.
Каждый сам за себя и выхода нет. Его просто нет, его не будет. Выхода нет, выхода нет, выхода нет, выхода…
Нет выхода. Иглы царапают мои губы, но я не могу себе позволить их убрать – я не пища для других и они должны это понимать. Я не такой же как и те, кто сейчас лежит без движения.
Спрятаться, потому что они сбиваются в стаи, слиться с теми, кто уже никогда не сумеет закрыть остекленевших глаз. Я там, вон там прятался. Там меня не найдут.
Воспоминания, разом, словно волна. Ровные-ровные. Такие чужие – из другой, не из моей жизни. В кабаке около реки мы празднуем победу. Мы поднимаем бокалы с красной влагой, готовой насытить нас, мы поем, мы снимаем шлюх, чтобы потом, после того, как удовлетворим все свои потребности просто свернуть им шеи – высушивать их уже не хочется, потому что мы пресыщены.
Ночи азарта и погони. Ночи, когда мы были королями и могли решать что хотим делать, ночи, когда мы сгоняли пищу в стада и помыкали, цепляли на зов, заставляли делать все, что нам придет в голову. Мы шли победоносной армией, мы могли стать богами, хозяевами этой планеты. И что с того, что живем по ночам и это солнце убивает нас. Это вовсе не важно. Мы сильны, мы созданы для того, чтобы нам подчинялись.
Челов в стада, и заниматься селекцией. У кого кровь вкуснее – на развод. А мы – пастухи.
Но роли перепутались.
Темнота и шорохи. Я привык. Удары сердца – осторожные шаги. Ко мне?
Нет. Удары сердца.
Смерть всегда ходила рядом. По утрам, когда мы возвращались в свои дома, чтобы забыться сном. Смерть смотрела в закрытые окна, ласкала ставни и стены, что скрывали наши холодные тела. А теперь смерть еще ближе. Она имеет красный безумный взгляд и иглы, что ничем не отличаются от моих.
Неужели мне страшно?
Я не боялся когда, их было с десяток и нас столько же. Поверьте, это совсем не равный бой. Но тогда я смеялся, глядя в их черные глаза и впиваясь в шею предателя, что привел темных. Тогда я видел перед собой цель забрать как можно больше врагов с собой в вечную тьму.
И я не боялся.
И разве мне сейчас страшно?
Вглядываюсь в темноту, в очертания тел и движений, в знакомые лица, что остались отпечатком в моей памяти. В нос бьет запах смерти, крови, ненависти. В человской вере есть такое понятие как ад. Это место, в котором души грешников подвергаются истязаниям. Это место, в которое челы боятся попасть. Им страшно.
А я знаю, что ада нет. Рая тоже нет. После смерти всех ждет лишь вечная темнота и небытие. Я есть, после смерти меня нет. Никого нет. Ни памяти, ни слов, ни-че-го.
Но сейчас я готов поверить, что мы все в аду. Персональном, не существующем аду, из которого нет выхода даже в смерть. Потому что мы уже мертвы, только мозг еще пока отказывается осознавать это. И сердце стучит. Медленно. Размеренно, как полагается стучать сердцу масана.
Шепот. Шаги. Крик.
Еще один. Нас остается все меньше. Крысы. Крысы, вынужденные поедать сами себя. Пока нет, но вскоре мы начнем сходить с ума, потому что останемся в меньшинстве. Противостояние живых и мертвых. Мертвых уже сейчас больше. На одного.
На двух. На трех. Они одолевают нас. Цепляются за мои руки, за мои ноги, дерут когтями кожу. Я отличаю их от живых по тому как они смотрят на меня. Мертвые скалятся иначе, в их глазах застыл страх. Главное – не смотреть в эти невидимые глаза, потому что страх заразен. И я тоже заражусь и начну бояться.
Липко. Руки липнут к полу, я не могу встать и поднять голову. Надо мной пир. Надо мной высушивают слабых – кого увидели, кого почуяли. Их тела падают на меня, погребая под собой, но они слишком легкие чтобы скрыть меня от их взора.
Бегу. Удар сердца. Еще один. Негде спрятаться, вокруг только черные каменные стены. На окнах цемент, окон нет, выхода нет.
Пальцы в кровь.
Оборачиваюсь. Прямо напротив смерть. Их трое и они, влекомые Жаждой уже делят меня между собой. В их глазах тоже страх. Они тоже заразились. Они смотрели на мертвецов и видели их чувства. Они пожирали мертвых взглядом и пытались найти оставшиеся капли.
Мертвые победили.
Спиной чувствую каменные углы, что впиваются в хребет. Спина уже расцарапана в кровь, а они все не нападают. Ждут.
Пальцы дрожат.
Небо. Небо в облаках, что скрывают полную луну. Свет от окон, в которых тепло, в которых живут челы и кормят своих детей. Веселый смех справа – подвыпившая компания молодых парней вываливается из переулка и следует мимо меня. Я – хищник. Я выбираю самого полнокровного и легко цепляю зовом. Иду следом, невидимый, в предвкушении пиршества.
А они продолжают смеяться, они обсуждают девушек и какого-то общего знакомого. На улицах светло от окон – даже челы все видят. На улицах светло от полной луны, что вышла из-за облаков. На улице осень, еще не холодная, но уже и не жарящая дурманящим запахом сточных вод. И я жду, жду, когда сумею вонзить иглы в податливую плоть, сумею в несколько глотков осушить чела и откинуть безвольное тело в сторону- мне плевать найдут его потом или нет. Я – король ночи.
Ждут. Я не могу двинуться, потому что словно скован по рукам и ногам. Разум и чувства – они кричат мне, что выхода нет. Что я могу прощаться с жизнь – но жив ли я по-прежнему? Я мертв, я давно мертв и это все пляски мертвецов.
Мне страшно. Меня пугает пустота впереди.
Меня пугает их взгляд – среди них есть мой друг и моя любовница.
Меня пугает то, что там наверху продолжается ад для нас всех, что это подвал один их сотен, что он будет очищен уже скоро. Очищен от нашего праха, распавшегося под солнечными лучами, что впустят сюда гарки, как только останется одна последняя крыса. И это место снова будет свободно для очередной партии. Я буду в это партии снова и снова. Мой персональный ад. Ад любого, кто никак не может понять, что жизни нет, что нет никакого смысла.
Мне страшно, потому что я это понимаю. Потому что сверху капает вода, она уже заливает глаза – или это не вода? Мне страшно, потому что через мгновение придет боль – меня разорвут на части, и мое имя никто не вспомнит. У меня нет имени, у меня нет будущего и прошлого. Я только песок на влажном полу, я мертв с того самого мгновения как родился – меня обрекли на смерть черные фигуры, дающие высокие названия способам истребления нас.
Мы ломали когти о тяжелую каменную дверь, и обдирали пальцы до крови, стучали в стены, стесывая ладони в мясо, распространяя вокруг дурманящий запах крови. Нашей крови. Медленной, неспешной, крови, которая вскоре превратилась в пищу. Мы искали друг друга к темноте, впивались в ослабшие тела, боялись грядущего, творили свою судьбу. Все бесполезно, это просто Кладовые Братской Любви.
Они ждут. Они ждут, что я первый кинусь на них, они думают, что так будет правильно.
Мне всего шестнадцать.
И я боюсь темноты.
Рейтинг: R
Пэйринг: нет
Предупреждения: нет
Примечания: Работа на конкурс "Страхи ТГ"
Крысы
Крысы
Я бы не сказал, что мы отчаялись. Нет, просто смирились. Сводчатый потолок, покрытый плесенью и капающий сверху бесконечной водой. Яркие блики на стенах – от нескольких факелов – тонкая издевка. Факелы догорят, оставив нас всех – а сколько нас здесь? – в полной темноте, которая никогда для меня не была чужой.
Но для них она – родственница, мать, дом родной, а для нас неизбежное пристанище, потому что иначе не выжить.
Стоны. Стоны раненых. Крики детей – они не щадят никого, рычание мужчин и женщин.
Мы сломали когти о тяжелую каменную дверь, и будем обдирать пальцы до крови, будем стучать в стены, стесывая ладони в мясо, распространяя вокруг дурманящий запах крови. Нашей крови. Медленной, неспешной, сейчас единственной…
Мои руки по локоть в крови. В черной крови, которая отрава, которая никогда не будет для нас подходящей. Мои руки по локоть в это гадости, и я даже не могу смыть её – смывать нечем, а слизать её я не в силах. Она отвратительна по своей сути.
Меня толкают, дергают в сторону, отпихивают в глубину. Я прячусь, стараюсь вырыть яму, потому что это единственный способ спрятаться, от наступающего безумия, от того, что грядет, как только первый из нас сорвется. Прячусь туда, где меня никто не найдет, потому что я слаб и ранен.
Я буду одним из первых – я знаю это, и это придает уверенности в себе, способности искать дальше.
Шепот, шепот, шепот.
Крик, первый крик боли.
Час, два, день?
Сколько это длится, сколько прошло времени там, где нас уже не будет, где нас не найдут.
Когда здесь снова станет светло, пол покроется толстым слоем черной пыли – это будет все, что останется от наших тел. Совсем недолго этого ждать.
Двадцать ударов сердца – единственное мерило времени в этом диком мире.
Двадцать ударов сердца – спрятаться.
Первый крик – звериный, яростный. Нет ни хлюпанья крови, ни капли не пролито мимо. Всего три глотка.
Высушен.
Это не для меня. Я не буду следующим.
Когда вокруг творится ад из тел и лиц того, кто был когда-то другом, я начинаю понимать, как иногда бывают странны гримасы судьбы.
Десять дней назад я считал себя богом для окружающих меня челов. Пять дней назад, я остервенело сражался с теми, кто пришел убивать нас. Сейчас я здесь.
Это не пещера. Это подвал и здесь когда-то были окна, но они предпочли замуровать их, чтобы похоронить нас заживо. Тех, кто выживет.
Мы как крысы в банке.
Знаете, как челы выводят крыс с кораблей? Со своих деревянных кораблей, на которых перевозят зерно? Мы как эти крысы – в одной банке. Мы готовы вцепиться друг другу в глотки – выживет сильнейший. Мы готовы раздирать друг друга, чтобы выжить. Чтобы прожить еще один день. Крысы поступают так же. От голода они пожирают друг друга, они дерутся друг с другом. Сначала умирают слабые и больные. Потом снова слабые. И еще. И снова.
Остается одна крыса, которая уже вкусила плоти своих товарок. Они стали её пищей и не иначе. Они стали для неё врагами. И тогда эту крысу выпускают на волю. И она послушно продолжает убивать. Она приносит челам трупы, а челы дают ей мясо и молоко. Они хвалят её, гладят по голове и позволят жить рядом. Она их верный пес, который никогда не упустит случая сожрать очередную крысу. Она крупнее и больше. И у неё бешенный взгляд надсмотрщика.
Только мы не крысы и оставшемуся в живых так не повезет. Победитель никому не нужен. Им просто было лень марать руки о нас, и они решили, что нас можно просто скинуть в этот подвал.
Мы продержимся, а они будут делать ставки.
Кто тут самый сильный?
Спрятаться.
День, два?
Счет времени уже давно утерян и вокруг только темнота и обезумевшие взгляды. Я чувствую Жажду. Она пожирает меня изнутри, расплывается перед глазами яркими цветами, и вспыхивает пятном алого цвета.
Кто-то кричит. Кто-то вырывается.
Пища.
Забытье и вспышка сознания.
Каждый сам за себя и выхода нет. Его просто нет, его не будет. Выхода нет, выхода нет, выхода нет, выхода…
Нет выхода. Иглы царапают мои губы, но я не могу себе позволить их убрать – я не пища для других и они должны это понимать. Я не такой же как и те, кто сейчас лежит без движения.
Спрятаться, потому что они сбиваются в стаи, слиться с теми, кто уже никогда не сумеет закрыть остекленевших глаз. Я там, вон там прятался. Там меня не найдут.
Воспоминания, разом, словно волна. Ровные-ровные. Такие чужие – из другой, не из моей жизни. В кабаке около реки мы празднуем победу. Мы поднимаем бокалы с красной влагой, готовой насытить нас, мы поем, мы снимаем шлюх, чтобы потом, после того, как удовлетворим все свои потребности просто свернуть им шеи – высушивать их уже не хочется, потому что мы пресыщены.
Ночи азарта и погони. Ночи, когда мы были королями и могли решать что хотим делать, ночи, когда мы сгоняли пищу в стада и помыкали, цепляли на зов, заставляли делать все, что нам придет в голову. Мы шли победоносной армией, мы могли стать богами, хозяевами этой планеты. И что с того, что живем по ночам и это солнце убивает нас. Это вовсе не важно. Мы сильны, мы созданы для того, чтобы нам подчинялись.
Челов в стада, и заниматься селекцией. У кого кровь вкуснее – на развод. А мы – пастухи.
Но роли перепутались.
Темнота и шорохи. Я привык. Удары сердца – осторожные шаги. Ко мне?
Нет. Удары сердца.
Смерть всегда ходила рядом. По утрам, когда мы возвращались в свои дома, чтобы забыться сном. Смерть смотрела в закрытые окна, ласкала ставни и стены, что скрывали наши холодные тела. А теперь смерть еще ближе. Она имеет красный безумный взгляд и иглы, что ничем не отличаются от моих.
Неужели мне страшно?
Я не боялся когда, их было с десяток и нас столько же. Поверьте, это совсем не равный бой. Но тогда я смеялся, глядя в их черные глаза и впиваясь в шею предателя, что привел темных. Тогда я видел перед собой цель забрать как можно больше врагов с собой в вечную тьму.
И я не боялся.
И разве мне сейчас страшно?
Вглядываюсь в темноту, в очертания тел и движений, в знакомые лица, что остались отпечатком в моей памяти. В нос бьет запах смерти, крови, ненависти. В человской вере есть такое понятие как ад. Это место, в котором души грешников подвергаются истязаниям. Это место, в которое челы боятся попасть. Им страшно.
А я знаю, что ада нет. Рая тоже нет. После смерти всех ждет лишь вечная темнота и небытие. Я есть, после смерти меня нет. Никого нет. Ни памяти, ни слов, ни-че-го.
Но сейчас я готов поверить, что мы все в аду. Персональном, не существующем аду, из которого нет выхода даже в смерть. Потому что мы уже мертвы, только мозг еще пока отказывается осознавать это. И сердце стучит. Медленно. Размеренно, как полагается стучать сердцу масана.
Шепот. Шаги. Крик.
Еще один. Нас остается все меньше. Крысы. Крысы, вынужденные поедать сами себя. Пока нет, но вскоре мы начнем сходить с ума, потому что останемся в меньшинстве. Противостояние живых и мертвых. Мертвых уже сейчас больше. На одного.
На двух. На трех. Они одолевают нас. Цепляются за мои руки, за мои ноги, дерут когтями кожу. Я отличаю их от живых по тому как они смотрят на меня. Мертвые скалятся иначе, в их глазах застыл страх. Главное – не смотреть в эти невидимые глаза, потому что страх заразен. И я тоже заражусь и начну бояться.
Липко. Руки липнут к полу, я не могу встать и поднять голову. Надо мной пир. Надо мной высушивают слабых – кого увидели, кого почуяли. Их тела падают на меня, погребая под собой, но они слишком легкие чтобы скрыть меня от их взора.
Бегу. Удар сердца. Еще один. Негде спрятаться, вокруг только черные каменные стены. На окнах цемент, окон нет, выхода нет.
Пальцы в кровь.
Оборачиваюсь. Прямо напротив смерть. Их трое и они, влекомые Жаждой уже делят меня между собой. В их глазах тоже страх. Они тоже заразились. Они смотрели на мертвецов и видели их чувства. Они пожирали мертвых взглядом и пытались найти оставшиеся капли.
Мертвые победили.
Спиной чувствую каменные углы, что впиваются в хребет. Спина уже расцарапана в кровь, а они все не нападают. Ждут.
Пальцы дрожат.
Небо. Небо в облаках, что скрывают полную луну. Свет от окон, в которых тепло, в которых живут челы и кормят своих детей. Веселый смех справа – подвыпившая компания молодых парней вываливается из переулка и следует мимо меня. Я – хищник. Я выбираю самого полнокровного и легко цепляю зовом. Иду следом, невидимый, в предвкушении пиршества.
А они продолжают смеяться, они обсуждают девушек и какого-то общего знакомого. На улицах светло от окон – даже челы все видят. На улицах светло от полной луны, что вышла из-за облаков. На улице осень, еще не холодная, но уже и не жарящая дурманящим запахом сточных вод. И я жду, жду, когда сумею вонзить иглы в податливую плоть, сумею в несколько глотков осушить чела и откинуть безвольное тело в сторону- мне плевать найдут его потом или нет. Я – король ночи.
Ждут. Я не могу двинуться, потому что словно скован по рукам и ногам. Разум и чувства – они кричат мне, что выхода нет. Что я могу прощаться с жизнь – но жив ли я по-прежнему? Я мертв, я давно мертв и это все пляски мертвецов.
Мне страшно. Меня пугает пустота впереди.
Меня пугает их взгляд – среди них есть мой друг и моя любовница.
Меня пугает то, что там наверху продолжается ад для нас всех, что это подвал один их сотен, что он будет очищен уже скоро. Очищен от нашего праха, распавшегося под солнечными лучами, что впустят сюда гарки, как только останется одна последняя крыса. И это место снова будет свободно для очередной партии. Я буду в это партии снова и снова. Мой персональный ад. Ад любого, кто никак не может понять, что жизни нет, что нет никакого смысла.
Мне страшно, потому что я это понимаю. Потому что сверху капает вода, она уже заливает глаза – или это не вода? Мне страшно, потому что через мгновение придет боль – меня разорвут на части, и мое имя никто не вспомнит. У меня нет имени, у меня нет будущего и прошлого. Я только песок на влажном полу, я мертв с того самого мгновения как родился – меня обрекли на смерть черные фигуры, дающие высокие названия способам истребления нас.
Мы ломали когти о тяжелую каменную дверь, и обдирали пальцы до крови, стучали в стены, стесывая ладони в мясо, распространяя вокруг дурманящий запах крови. Нашей крови. Медленной, неспешной, крови, которая вскоре превратилась в пищу. Мы искали друг друга к темноте, впивались в ослабшие тела, боялись грядущего, творили свою судьбу. Все бесполезно, это просто Кладовые Братской Любви.
Они ждут. Они ждут, что я первый кинусь на них, они думают, что так будет правильно.
Мне всего шестнадцать.
И я боюсь темноты.
Март 2008
@темы: Тайный Город: конкурсы
-
-
01.12.2009 в 18:24высокопарно, но ... захватывает с первых строк
-
-
01.12.2009 в 19:52Подростки бывают склонны к высокопарности. *хмыкнул* Но что захватывает - это замечательно.