Бета даже рядом не проходила, поэтому на стилистические ляпы просьба не обращать внимания (сам еще буду вычитывать раза четыре) - текст записывается чтобы не пропал.
Комментарии приветствуются.
Пролог
Пролог.
Чернота за окном свистела ветром, там же бесновались упругие ветви деревьев, изредка стучась в стекло, и казалось, этой ночью сам Хромой вылез из-под земли, чтобы уничтожить мир. Первая весенняя гроза принесла с собой страх и грохот, раскаленные добела молнии вспыхивали в тяжелом небе и каждая пугала молодую женщину, что сидела за широким деревянным столом. Она вздрагивала, когда комната, почти полностью погруженная в темноту, озарялась мгновенной вспышкой и сильнее куталась в шаль тонкой шерсти. Но страх не мог заставить её остановиться, и высокое, украшенное драгоценными камнями перо скользило по желтоватой гербовой бумаге. Ровные, аккуратные не смотря на спешку, буквы ложились одна за другой. Женщина на короткое мгновение замерла, обдумывая фразу, а потом посмотрела на свое отражение в темном стекле.
И решилась.
Сложила письмо, провела длинным пальцами по линии сгиба. Снова замерла, закусив нижнюю губу, и положила письмо в плотный конверт. Запечатала горячим воском, приложила к остывающей массе свою печать. Герб – два льва, поднявшихся на задние лапы, держат щит с грифоном – тускло свернул и скрылся в маленьком мешочке.
Женщина тяжело поднялась, опираясь руками о стол, и пламя пяти свечей высветило её большой живот. Шелк платья скользнул по полу, мазнул по ножкам кресла, остановился у дверей.
- Доставь это моему отцу. Это очень срочно. Передать лично в руки и ни в коем случае не говорить о письме этим… тварям.
Гонец согнулся в поклоне, принимая письмо из рук женщины и споро пряча его в специальный футляр.
- Будет сделано, принцесса.
- Не бери свою лошадь – она у тебя приметная. Выбери одного из жеребцов гостевой конюшни.
Гонец накинул капюшон плаща на голову и, еще раз поклонившись, быстрым шагом покинул кабинет женщины.
Она же некоторое время стояла у дверей, чутко прислушиваясь к шагам в коридоре и с замиранием сердца ловя каждый звук – главное, чтобы Лайнел не увидел гонца, не спросил, кто отправил…
Когда во дворе раздался дробный стук копыт, она вздохнула, успокаиваясь, и тут же задрожала. Схватила серебряный колокольчик и вызвала служанку.
- Пригласи лекаря. Началось. Я рожаю.
Гонец гнал коня галопом, сквозь дождь и ветер, что норовил сорвать плащ. Гнал не жалея ни животное, ни себя. Пальцы в кожаных перчатках замерзли и уже вряд ли он смог бы их спокойно разжать, глаза застилало водой и на темной, освещаемой лишь молниями дороге, он мог полагаться только на зрение лошади.
Молясь святым, шепча про себя Песнь Угодия, он считал столбы, расставленные вдоль дороги, и прикидывал, сколько времени ему еще ехать до столицы. Получалось не меньше двух часов и еще через пару миль придется придержать лошадь, не то падет раньше времени, и надеяться, что ему никто не встретится.
Он не сразу понял, что в грудь воткнулась тяжелая арбалетная стрела – его просто швырнуло назад и он дернул коня, разрывая удилами губы. Жеребец заражал – страшно и пронзительно – встал на дыбы и рухнул, ломая человеку спину. Из-за придорожных кустов появилась тяжелая фигура. Переваливаясь на ходу, она быстро подбежала к упавшему гонцу, поймала за повод поднимающегося скакуна, удержала, успокаивая.
Придерживая животное, бродяга склонился над телом, затем дернул плащ гонца, и оценивающе пощелкал языком. Содрал с пояса футляр, раскрыл и, увидев письмо, скривился. Распотрошил конверт, бормоча про себя что-то малопонятное, и выкинул несколько листов бумаги – читать он не умел – покарябал пальцем с почерневшим ногтем печать и принялся раздевать покойника.
Затем оттащил голое тело подальше в кусты, нащупал на поясе кошель с несколькими монетами и, вскочив в седло порысил к ближайшему постоялому двору.
Тяжелая гербовая бумага размокала на грязной дороге, чернила с каждой каплей дождя превращались в расплывшиеся пятна и следующий всадник, спустя пару часов, разорвал письмо копытами своего коня…
Часть 1
Приют для принцессы Симарон.
Глава 1
Часть 1
Приют для принцессы Симарон.
Приют для принцессы Симарон.
Глава 1
Мать-настоятельница монастыря поджала губы. Девочка, лет десяти, сидящая на жестком стуле продолжала молчать. Она сложила руки на коленях, как подобает приличной воспитаннице монахинь, и смотрела на подол серого платья.
- Элизабет, я хочу знать, кто это сделал. – повторила патронесса, сделав несколько шагов по кабинету.
Девочка упрямо покачала головой, а потом тихо произнесла:
- Ваше преподобие, я не могу сказать, потому что я дала обещание. А обещания данные перед ликом Святых нарушать нельзя, так говорила мать Маргарита, и учат нас Святые Песни.
Мать-настоятельница отошла от Элизабет и посмотрела на широкий двор монастыря. Надежно спрятанный высокой, в два человеческих роста, стеной от посторонних глаз, он жил своей жизнью. У самой дальней башни трудились несколько молодых послушниц – перебирали семена для высаживания. Прямо под окнами кабинета Агнессы несколько учениц разучивали баллады, поодаль, у входа в просторный манеж прочие общались с лошадьми. Тяжелые двустворчатые ворота были как обычно, закрыты и около них дремал, положив седеющую голову на грудь, единственный мужчина в монастыре – Ансельм Виггрет, отставной гвардеец короля. Умиротворение, царящее вокруг, заставило мать-настоятельницу глубоко вздохнуть и отпустить девочку:
- Хорошо. Иди. Только передай этой юной художнице, что недостойно ученицам нашего монастыря рисовать такие… портреты.
Элизабет быстро соскочила со стула и выскользнула за деревянную дверь, а мать Агнесс села за свой стол и провела пальцами по раскрытой книге. Мысли её, впрочем, были далеки от описания жизни великих Святых.
Монастыри имени Святого Франсина были основаны еще королем Патриком Вторым и с тех пор именно за их высокими стенами воспитывалась элита аристократического общества. Однако основатели этих школ-приютов обладали изрядным чувством юмора и поэтому никто, включая самих детей, попадающих в строгие пенаты во младенческом возрасте, не знали своего рода, своих родителей и ничего прочего, кроме своего имени. Дети лелеяли в сердце надежду на знатное происхождение, а учителя не позволяли себе излишней строгости по отношению к воспитанникам. Но и поблажки не давали.
В этом монастыре, расположенном на Юге одна лишь мать-настоятельница была осведомлена об истинном положении своих девочек. Как было в других обителях, Агнесс не знала, да и не интересовало это её совершенно…
Сейчас же, она подозревала, что именно дочь герцога являлась таинственной художницей, подсунувшей под её дверь, неплохо выполненный шарж на пожилую мать Филиппу, славившуюся строгостью…
Но девочки молчали, наказывать всех за принесенные клятвы (тем более перед образом Святых) было неразумно, и Агнесс понадеялась, что такого не повторится.
Окончательно уверившись в верности принятого решения, патронесса покинула свой кабинет, намереваясь найти мать Марию и серьезно поговорить с ней – если у дочери герцога есть время рисовать шаржи, значит, она недостаточно загружена на уроках. Ведь учеба, дела и творчество на благо познания не оставляют времени на глупые детские шутки, никак не достойные стен монастыря.
За высокими окнами длинного коридора, вступала в свои права весна.
«Мама!
Я знаю, ты у меня точно есть – я не могу оказаться просто сиротой – Святые этого не допустят. Я знаю, что ты грустишь по мне, и ты даже приезжала тогда навещать нас. Мать Маргарита говорила, что среди гостей есть наши родители, и я точно-точно видела твой взгляд. Ты смотрела на меня. Ты такая красивая, мама.
Я когда приеду домой, обязательно познакомлю тебя с нашими девочками – они, конечно, просто сироты, не то, что я. Но среди них есть мои подруги. Например, Антанетт. Она милая, мне нравится. Она никогда не спорит со мной и она умеет делать красивые прически.
Можно я возьму её к себе в гувернантки, мама?»
- Что пишешь? – через плечо Меллисандры заглянула Анна и, прочитав первые строчки, качнулась на пятках, - А, снова письмо маме?
- Да, - Меллисандра отложила в сторону перо и аккуратно сложила чуть хрустнувшую бумагу, - Я пишу ей раз в неделю, и, думаю, потом она будет рада прочитать эти послания.
Девочка встала из-за стола, положила письмо в резную шкатулку и обернулась к подруге, оглядев её с ног до головы.
Молодые ученицы были похожи друг на друга. У всех были длинные волосы, заплетенные в две низкие косы, носили они одинаковые платья и обувь. Да и лица у всех шестнадцати девочек обладали неуловимой схожестью – свежие, румяные, с яркими живыми глазами. Но не смотря на это, различия, несомненно, были.
Анна, к примеру, была русоволосой, чуть полненькой, и её круглое лицо яснее слов говорило о «простом» происхождении. Хотя, конечно, говорить о чем-то с уверенностью могла только матушка Агнесс, но вот Мелиссандра готова была дать… волосы на отсечение, что её соседка по комнате – сирота.
- А откуда ты взяла этот цветок?
Анна кинула взгляд на себя в зеркало, словно удостоверяясь, что простое, разрешенное монахинями украшение все еще на месте, и коснулась шелковых лепестков пальцами:
- Из города мать Наталия принесла, они сегодня милостыню разносили. Хочешь?
Меллисандра задумчиво посмотрела на верную подругу, а потом царственно – откуда только в её возрасте? – кивнула:
- Давай.
Закрепляя в своих темных, чуть вьющихся волосах растение, девочка улыбнулась своим мыслям, и, направляясь к двери, посмотрела на Анну:
- Я сегодня слышала, как кухарки обсуждали слух, будто бы в нашем монастыре учится принцесса.
- Правда? – девочка на мгновение замерла, а затем кинулась догонять Меллисандру, - И они знают кто это?
- Нет, конечно! – фыркнула та, и внезапно заговорщицки прошептала прямо в ухо Анны, - Зато я знаю! – а потом, отстранившись, продолжила, - Я всегда это знала.
- Это ты? – догадка обожгла дыханием губы и русоволосая девочка их прикрыла, - Правда?
Меллисандра оскорблено остановилась и вздернула прямой носик:
- А ты сомневаешься?
- Нет, нет, что ты! – поспешила извиниться Анна и первой нырнула в высокую дверь класса музыки. Расположившись на широких скамьях, она взяла в руки флейту.
- Вот и замечательно.
Они оказались первыми в классе и поэтому заняли лучшие места – прямо напротив стола учителя.
- Ты и правда больше всех похожа на принцессу!
- Принцесса? – едва вошедшая в двери Лина склонила голову набок, отчего стала похожа на птенца синицы.
- Да, я сегодня слышала, как кухарки говорили о том, что в нашем монастыре учится принцесса, - важно поведала Меллисандра, листая нотную тетрадь.
- Это, наверное, я, - тут же предположила Лина и тряхнула рыжими косами.
- Как знать, - не стала спорить темноволосая девочка, поправляя выскальзывающий цветок, - Это можешь быть ты, может быть Анна, может быть, - она увидела входящую девочку, - Антанетт. Нас тут шестнадцать принцесс и только одна настоящая.
Антанетт, услышав свое имя, вздрогнула и удивленно посмотрела на подругу .
Дружили ученицы между собой вынужденно, но это, как ни странно, их не тяготило. В каждой комнате их было по четверо, и они видели друг друга с детства. И отношения складывались ровные, доверительные, однако не без конфликтов иногда. Впрочем, конфликты в любом обществе неискоренимы, а ссоры затухали быстро – монахини умели мирить своих воспитанниц. Иногда разговором, иногда наказанием.
- Что?
- Я потом расскажу, - снисходительно улыбнулась Меллисандра и приставила к губам флейту, пальцами повторяя мелодию. Класс постепенно заполнялся девочками.
Антанетт пожала плечами и села неподалеку от Анны, снова, на время, погружаясь в свои мысли. В отличии от прирожденного лидера Меллисандры, или её верных спутниц Анны и Марии, она предпочитала держаться в стороне от большого шума или новой информации «из-за стены». Да и сплетни Антанетт никогда не интересовали – по-настоящему её увлекала учеба. Ей нравилось все – и музыка, и математика, и литература вместе с родным языком. Она не была серой мышью, забитой и одинокой, не была вне общения, просто поддерживала ровные отношения со всеми вокруг.
- Итак, мои дорогие – громкий мелодичный голос матери Арианны мгновенно заставил класс замолчать и внимать любимой учительнце, - Сегодня мы повторим вальс Сент-Арума и начнем учить арию Звезды из «Уходящего прошлого». Готовы?
Подчиняясь взмаху тонкой кисти, флейты взлетели к губам девочек.
- А я говорю, что правда! – Меллисандра топнула босой ногой по полу, гневно смотря на Ирэн, забежавшую «в гости» перед сном и теперь сомневающейся в том, что слух о принцессе верен. Та пожала плечами – делано равнодушно – и ответила:
- Какая разница, ведь мы уже через пять лет все узнаем. Кто какому роду принадлежит… А кто сирота. – она сидела на краю постели Антанетт, читающей толстую книгу, и расчесывала бледно серые волосы, - А ты думаешь, что ты – принцесса?
- Да, - мгновенно успокоилась Меллисандра и повернулась к зеркалу, пряча волосы под чепчик, - А ты думаешь кто-то еще может ею быть?
- Кто угодно, - кивнула в ответ Ирэн, потянув за край обложки книги Антанетт и заглянув в текст на желтых страницах. – Можешь быть и ты, если хочешь.
Анна и Мария переглянулись между собой, и забрались на свои постели. Почти сразу же в комнату заглянула мать Филиппа. Она поджала губы и негромко сухо произнесла:
- Ирэн, иди к себе в комнату. Меллисандра, ложись спать. Задуйте свечи и спать!
Когда дверь за гостьей и монахиней закрылась, русоволосая Анна тихо хихикнула и шепотом произнесла:
- Вот будет интересно, когда они все узнают, что ты на самом деле принцесса.
- Тогда им придется еще принести мне вассальную присягу… А вы не хотите сделать это сейчас?
- Давай! – Мария тут же мягко спрыгнула с постели и подошла к сидящей Меллисандре, - Помнишь, мы как раз вчера читали про присягу от леди принцессе рода Симарон Доффероу Тэйт? Ты начинаешь.
Стук в дверь прервал её, и девочка тут же метнулась обратно в постель, а мать Филиппа, показавшись на пороге, пригрозила воспитанницам.
- Слух у неё как у совы, - прокомментировала Антанетт, - И сама похожа на старую ушастую сову.
Девочки прыснули в подушки, стараясь больше не шуметь.
- А обряд присяги завтра проведем, - тихо подытожила Анна, - В саду, после обеда.
И, зевнув, она закрыла глаза.
Историю преподавала сама мать-настоятельница. К истории воспитанницы монастыря Святого Франсина готовились заранее и старались учить так, чтобы на экзамене в начале лета краснеть не приходилось. Даже зная, что кому-то патронесса Агнесс даст шанс и задаст вопрос о создании альма-матер, чтобы вытянуть на оценку: «посредственно», все равно учили.
Меллисандра, вздрогнула, услышав свое имя, и встала из-за стола. Анна, верная Анна, шепнула вслед:
- Удачи, принцесса! – и прочие подхватили то же пожелание. За последние два месяца, видя поистине царственную убежденность Меллисандры в своем происхождении, девочки уверовали, что так оно и есть.
- Итак, расскажи мне о битве за Северные земли Аалкана. – мать-настоятельница посмотрела на воспитанницу и сразу поняла – не расскажет. А значит, в конце смазанного ответа будет задан уже известный всем вопрос и наизусть выученная, почти как песня, помогающая история о монастырях поможет новоявленной принцессе.
Слушая сбивчивый голос Меллисандры, Агнесс внимательно смотрела на класс, и думала, кого выбрать следующей. Все повторяют – им разрешено читать учебники. Все сидят тихо, не говоря между собой.
Светлая голова Элизабет – кстати, она была самой младшей среди всех – чуть приподнималась, когда девочка переворачивала страницу. Мадлен сидела прямо, чуть сверху поглядывая на стол, и её рука быстро-быстро скользила над бумагой – снова рисует. Анна следит за тем как отвечает подруга. Ирэн…
- Достаточно. – Агнесс прервала свое наблюдение и посмотрела на Меллисандру, - Расскажи мне о монастырях Святого Франсина.
- Монастыри были основаны сто лет назад, королем Патриком Вторым. Всего монастырей шестнадцать – восемь мужских и восемь женских. В каждом учатся по шестнадцать воспитанников и получается, что набор идет раз в год в один монастырь.
Мать настоятельница кивала в ответ на правильные, выверенные предложения, но не прерывала девочку.
- В монастыри отдают своих детей аристократы и рыцари. Но обычно не набирается шестнадцати девочек или мальчиков раз в два года высоких кровей, и поэтому монастырь принимает на учебу младенцев из других приютов – круглых сирот. Все ученики воспитываются в равенстве, потому что они не знают ничего о себе кроме имени и в день выпускного им открывается тайна рождения.
- Хорошо. Но в следующий раз, ты не получишь свою оценку не выучив предмет. Ясно, Меллисандра?
Девочка кивнула, закусив нижнюю губу. Румянец на гладких щеках яснее слов говорил, что ей стыдно. Агнесс кивнула воспитаннице на дверь – ответившие покидали классную комнату – и, обведя взглядом оставшихся, вызвала Антанетт.
Последнее осеннее солнце выгнало всех на улицу.
За длинное лето – жара в этом году держалась до начала октября и лишь на первой семидневке пошли дожди – воспитанницы монастыря неуловимо преобразились. Чуть загорели – летом они традиционно меньше учились, и много времени проводили на свежем воздухе, ухаживая за садом, играя, помогая монахиням – чуть вытянулись, приобретая подростковую угловатость. Самая старшая среди всех Мадлен отпраздновала свое тринадцатилетие, а Элизабет на днях исполняется одиннадцать. Уже все почти девушки, интересы на дюйм смещаются – незаметно в сторону ускользают детские взгляды и все больше заботит внешний вид и чужие слова.
После дождей, льющих две недели, снова вышло солнце, но легкий ветерок отчетливо предупреждал – ненадолго. И поэтому мать-настоятельница решила перенести занятия девочек с лошадьми из просторного крытого манежа на открытый плац.
Конюшней Агнесс по праву гордилась. Она сумела собрать для своих учениц прекрасных лошадей – как на подбор уэзской породы, статных, умных и необычайно добронравных. Даже трое жеребцов не позволяли себе укусить, лягнуть или как-то обидеть девочек, которые к десяти годам были уже отличными всадницами и порой решались на весьма рискованные трюки.
И сейчас, наблюдая, как они гарцуют на лошадях, патронесса улыбалась сама себе. Осталось всего четыре с половиной года, и после этого её дорогие дети, которых она знала с пеленок, разлетятся кто куда. Она не волновалась за их судьбу – даже сироты, воспитанные в стенах монастыря, получившие лучшее в королевстве образование всегда имели прекрасное, устроенное будущее. Молодых девушек, умеющих петь, танцевать, знающих этикет и литературу охотно брали замуж купцы и мелкие дворяне, принимали гувернатками в самые высокие дома столицы, а еще девушки могли выбрать путь монахини и остаться в, ставшими родными, стенах монастыря.
Так в свое время поступила сама Агнесс, и так, она была уверенна, поступят и несколько девочек из этого потока.
- Разрешите?
Патронесса обернулась и посмотрела на вошедшую мать Алевтину. Затянутая в строгое черное платье, высокая и очень худая, учитель по вокалу всегда держалась особняком. Она была тоже из монастыря, сирота, осталась одиннадцать лет назад в альма-матер, чтобы преподавать.
- Разумеется, прошу. Что-то случилось?
- Ничего серьезного, матушка, просто я бы хотела попросить вас еще несколько часов для пения. Все-таки праздничный хор должен в этот раз выступить перед…
- Я знаю, - улыбнувшись, мать-настоятельница прервала Алевтину, - Вы получите лишние занятия.
- Благодарю, преподобная.
Посмотрев на закрывшуюся за учителем дверь, Агнесс вздохнула, поправила строгий чепец, скрывающий волосы и села за стол. Родители девочек ждали ежемесячных писем, в которых патронесса писала о жизни их детей. Шесть писем уже были закончены. Оставались два.
Женщина задумалась, на мгновение и обмакнула острое перо в чернила:
«Приветствую Вас, лорд Роберт!
Ваша дочь, разумеется, не может передать вам весточку сама, но как раз намедни я слышала, как она мечтала о своих родителях. И что удивительно, она оказалась весьма недалека от истины – у неё замечательная интуиция.
Девочка проявляет необычайные способности к музыке. Потрясающий голос, который мы впервые услышали два года назад, развивается и на Зимнем Солнцестоянии, на службе Святым Ваша дочь заблистает ярче звезды.
Правда, к сожалению, после лета она очень расслабилась, и на прочие науки обращает внимание неохотно, но солнце вскоре скроется за облаками и к девочкам вернется серьезность в учебе.
Кроме музыки и вокала, Ваша дочь сумела отличиться в верховой езде – в этом году они начали работать каждая со своей лошадью и она прекрасно поладила с Принцем Солнца – уэзским жеребцом вороной масти. К началу ноября они вместе добились выдающихся успехов в езде с препятствиями и даже освоили несколько элементов, которые обычно начинают проходить более старшие группы.
Надеюсь увидеть Вас на празднике.
С безмерным уважением,
мать-настоятельница Агнесс.»
Отложив в сторону перо, патронесса посыпала послание мелким песком, встряхнула его и положила в конверт плотной бумаги. Имя адресата она писать не стала, вместо этого запечатала конверт храмовой печатью, свернула его и вложила в тубус с гравированным гербом. Голуби в данном вопросе были надежнее любого курьера.
Мать-настоятельница положила послание к прочим таким же металлическим футлярам, и посмотрела на чистый лист.
Что она напишет в следующем письме, она обдумывала в течение недели.
«Ваше Величество!..»
Гости скрывались под масками и размещались в отдельной ложе широкого праздничного зала монастыря. Двенадцать аристократов, среди которых особенно выделялся высокий, широкоплечий мужчина в нарочито простом наряде. Он сидел на самом удобном кресле, что мог предоставить монастырь и взирал на праздничное представление.
- Она хороша, не так ли, ваше величество? – к нему наклонился и полушепотом поделился мнением молодой юноша – сам не далее как год назад покинувший монастырь.
- Да, очень хороша, лорд Лайнел, - не отводя взгляда от сцены, и в особенности от одной из девочек хора, ответил король Уильям Третий. Слухи были чистейшей правдой – в этом приюте действительно воспитывалась принцесса.
Прочие тайные гости монастыря, сидящие по правую и левую руки короля так же, как и он, не пропускали ни единого движения дочерей. По традиции, родители могли видеть детей, воспитываемых в монастырях лишь два раза в год – на праздник Солнцестояния и в день последнего летнего экзамена, когда воспитанники готовились отдохнуть и набраться сил перед следующим учебным годом – и поэтому впитывали в себя, угадывали характер, планировали встречу и дальнейшее будущее.
Впрочем, последнее у большинства присутствующих аристократов занимало как раз немного времени – будущее наследниц было определено еще пару лет назад, когда стали известны имена выпустившихся наследников знатных фамилий, когда заключались союзы и когда король объявил, что выбрал мужа для своей дочери, разумеется, не раскрывая его имени. И лишь для будущего мужа принцессы было сделано исключение – он смог, сопровождая короля, попасть в монастырь. Прочие смертные, если только они не были родителями воспитанниц, не имели права переступать порог приюта.
- Мне кажется, что она немного… выбивается из хора, - тихо поделилась сомнениями графиня Терри Лерой. Она держала свою ладонь на запястье мужа. Граф Винсент Терри Лерой и его любимая – редкость в высших аристократических кругах – женщина ранее не приезжали в монастырь, поэтому с особой жадностью изучали лицо дочери.
- Как вы угадываете её голос, моя дорогая? - глаза Винсента удивленно сверкнули в прорези безликой маски.
- По движению губ, - голос графини улыбался. Она, напротив, выбранного родителями мужчину никогда не любила, но всегда безмерно уважала. Впрочем, откровенно говоря, вряд ли леди Изабелл когда-либо хотела любить. Целью её жизни было преумножение чести семьи и, благодаря её уму, умению плести интриги и богатству обоих семей, род Лерой занял лидирующее положение при дворе.
- Мать-настоятельница писала, что моя дочь прекрасно поет, - лорд Роберт поделился информацией с сидящим по правую руку герцогом Уилбертом, тот в ответ кивнул, глядя на шагнувшего вперед ребенка. Помолчал и ответил:
- Про мою Мадлен она написала, что та отлично рисует. И даже прислала одну из её акварелей.
Флейты взяли высокую ноту, и звук оборвался у самого потолка. Монахини, собравшиеся в зале, зааплодировали ученицам. На балконе же гости хранили тишину, не желая привлекать к себе излишнего внимания.
- Полагаю, нам здесь больше не следует находиться. – монарх поднялся на ноги, и лорд Лайнел тут же повторил его движение. В какое-то мгновение будущий муж принцессы задержал взгляд на девочке, предназначенной ему, и улыбнулся. Он чувствовал, что именно сейчас она, вглядываясь в темноту балкона, видит его. И узнает.
Глава 2
Глава 2
Антанетт провела пальцем по запотевшему стеклу и глубоко вздохнула. Вчерашний легкий кашель медленно и неотвратимо перерастал в больное горло, пелену перед глазами и плохое настроение. Мать Тереза – лекарь монастыря – с самого утра оставила девочку в комнате, не позволив ей заниматься. Меллисандра, Анна и Мария, вслух позавидовав и пожелав скорейшего выздоровления, ушли в классы, и больше в течении дня не заглядывали к больной подруге. Завтракать и обедать Антанетт тоже пришлось в одиночестве.
Обычно она не торопилась к другим, но всегда оказывалось так, что она находится в помещении не одна. Либо монахини были рядом, либо девочки, либо лошади или одна из многих приютских кошек. А сейчас Антанетт обнаружила, что одиночество давит тоской и скукой.
Читать она устала еще к полудню. Все задания она выполнила. Играть было не с кем, и поэтому девочка забралась с ногами на широкий подоконник, и стала смотреть на заснеженный двор.
До весны – настоящей, с проталинами, почками и особым запахом – было еще долго. И хоть на календаре датой значился март, природа пока даже не задумывалась о потеплении и потому сад, скрытый белым покрывалом никого не звал прогуляться по узким дорожкам. В манеже ярко светились окна – полным ходом шли занятия, и Антанетт страстно желала сейчас очутиться там. Или где угодно, но не в этой комнате, не в одиночестве...
…Было очень-очень страшно. Темнота и холод вокруг, крики, полные боли там, за решетчатыми окнами, здесь плач детей и женщин, - все это не позволяло уснуть ни на минуту. Огромная камера вместила в свое нутро больше сотни человек, по крайней мере, именно так казалось Кэтрин, юной наследнице графа Азраэля Сансонет Дара, и то, что её соседями по тюрьме оказались знакомые по играм девочки, а так же их матери, братья и сестры, пугало гораздо больше всего прочего.
За что с ними так?
За что посреди ночи в городские дома и фамильные поместья ворвались гвардейцы короля и, позволив лишь одеться и прихватить с собой корзины с едой, вывезли на окраину столицы, заперев всех, как скот в одной подземной зале.
Младшего брата, Рэдмона, двенадцатилетняя Кэтрин потеряла в толпе. Мать и отца стражники увели куда-то в другое место, и девочка сбилась с ног, пытаясь в хаосе разыскать хотя бы кого-то знакомого. На втором часу ей повезло, и она прижалась боком к сидящим на расстеленном покрывале малышам лорда Беркета. Их мать, вечно улыбчивая и добродушная Элен сейчас суетливо укрывала всех троих детей плащом и ни на мгновение не выпускала из рук плетеную корзину с едой. Старший сын лорда Беркета Андреан, кусал бледные посиневшие от холода губы, и не сводил взгляда с каменной двери, за которой то и дело раздавались тяжелые шаги.
- Мне надо найти Рэдмона, - Кэтрин, чуть согревшись и успокоившись, поднялась на ноги. Элен посмотрела на неё странным взглядом и внезапно крепко и сильно обняла. Щекой девочка почувствовала влагу и поняла, что баронесса Беркет плачет. Но это уже никого не удивляло – плакали здесь почти все женщины.
Кэтрин высвободилась из теплых объятий и, стараясь четко прокричать имя брата, начала продвигаться к самой дальней стене, обходя сидящих и стоящих людей.
Дверь в камеру скрипнула и медленно поползла в сторону. На пороге возникли сразу несколько охранников – оружие на изготовку, а потом один из них громко провозгласил:
- С вами будет говорить король!
- … король! Нэтти, ты что, на окне спишь?
Антанетт вздрогнула и обвела комнату ничего не понимающим взглядом. Свечи потухли, и Анна сейчас разжигала новые, а Мария подошла к больной подруге и заглянула в лицо:
- Ты прямо здесь уснула?
Девочка кивнула, чувствуя, что очень сильно замерзла, сползла с окна и, не переодеваясь в ночную сорочку, нырнула под холодное одеяло. И почти сразу же, почти мгновенно провалилась в сон.
…Кэтрин, воспользовавшись наступившим, молчанием снова позвала:
- Рэдмон! – и тут же увидела радостно вскинувшуюся светловолосую головку брата. А за спиной послышался сильный голос короля:
- Вы меня очень огорчили! Никогда бы я не подумал, что цвет двора, девять лучших семей пожелают свергнуть меня с престола! – по камере прокатился изумленный вздох, раздались протестующие возгласы, но одно лишь движение монарха вновь заставило пленников замолчать, - Вина заговорщиков доказана. Все они: граф и графиня Сансонет Дар, граф Кеммерт, граф Арркитонн, барон Беркет, герцог Симмануа, барон Лестьекирк, граф Ферринготт Клаур и герцогиня Веллгингток – будут утром казнены на площади Семи Роз. Вас я приговариваю к изгнанию на остров Кермлингит. Ни вы, ни ваши дети, ни ваши внуки не имеете право его покидать. Вам надлежит оставаться там и трудиться на благо королевства в рудниках!
Теперь крики протеста были еще громче, а плач детей, ничего не понимающих, но испуганных странным поведением матерей и старших родственников эхом отдавался от мокрых стен.
- Обжалованию приговор не подлежит! – произнес король и покинул осужденных аристократов.
Кэтрин крепче обняла брата и повела его за собой, держа его хрупкую ладонь в своей. Она быстро отыскала Элен Беркет и подтолкнула Рэдмона к близнецам.
- Можно?
- Конечно, деточка! – женщина кусала нижнюю губу, стараясь не пугать детей слезами, и через силу улыбнулась, - Держись нас, Кэтрин. И все будет хорошо.
Андреан сел рядом с братьями и посмотрел на мать:
- Ты знала, что отец участвует в заговоре против короля?
- Нет, - Элен прижала руку с зажатым в ней платком к губам и прерывисто вздохнула, - Я ничего не знала.
Шестнадцатилетний юноша, в одно мгновение ставший главой семьи прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Теперь ему нужно быть сильным, чтобы они сумели выжить…
Утро скользнуло солнцем по глазам, и Антанетт поморщилась, медленно просыпаясь. Перед глазами все еще стояли отвратительные серые стены темницы, а разум никак не мог выбраться из паутины ужаса, который обуял девочку, когда она услышала об острове Кермлингит. Королевские рудники, кошмар для заключенных. Там добывали золото и серебро – уникальный остров в Араульском море, окруженный рифами, расположенный в трех днях пути от столицы. Там умирали быстро, не выдерживая нечеловеческих условий, почти круглосуточной работы, нехватки еды и пресной воды. Заключенных привозили на остров раз в неделю и единицы держались дольше месяца.
- Как ваше здоровье? – в комнату вошла мать Тереза, лекарь с вечно прищуренными глазами. Она села на край постели Антанетт и положила сухую кисть ей на лоб, - Жара нет. Кашляете?
- Немного, - девочка потерла саднящее горло и села. Низ живота скрутило болью, и она поморщилась. Почувствовала себя странно и снова легла.
- Еще день, - вынесла вердикт мать Тереза и, встав, направилась к двери. Меллисандра, как раз вернувшаяся из купальни, раскрасневшаяся от пара, посмотрела на Антанетт и вздохнула:
- Тебе прямо отдых Святые подарили, а у нас сегодня будут спрашивать о битве при Сандире в эпоху Генриха Великого. – Меллисандра принялась расчесывать волосы.
Антанетт не ответила, переживая мучительное головокружение. Казалось, организм взбунтовался, против хозяйки и высказывал свое недовольство дурным обращением.
Она не уловила момента, когда снова осталась одна в комнате, мгновениями проваливаясь в другую реальность, в кошмар, где её звали Кэтрин, а впереди…
… продвигались вперед, чуть покачиваясь, чужие спины, затянутые в шелка и плащи. Одежду с них снимать не стали, но тонкие ткани едва защищали от холодного ветра побережья. За спинами, впереди высились тонкие мачты кораблей, со скрученными парусами, еще выше, в небе клубились тяжелые облака.
Кэтрин крепко держала Рэдмон за руку, и удивлялась стойкости брата – он не плакал как другие дети, не просил есть, и все время просто молчал. Девочка старалась не терять из виду долговязую фигуру Андреана, потому что семья Беркетов оказалась единственным пристанищем в творящемся аду.
- Быстрее! – подгоняли заключенных стражники, впрочем, не подталкивая, не избивая – гвардейцы исполняли свой долг, и на женщин, лишенных всего, на детей у них не поднималась рука. Кто-то, осторожно совал в руки старших мальчиков ножи, кто-то протягивал фляги с водой, кто-то просто накидывал на первые попавшиеся плечи плащ.
Будь Кэтрин чуть постарше, она бы удивлялась такому поведению стражи, но сейчас она с восторгом, затаенным в глубине души, принимала сострадание как должное. Они же не виноваты, но несут наказание.
Робко ступив на дощатый трап, стараясь держаться дальше от края, и не смотреть на черную весеннюю воду, Кэтрин прижала к себе брата, и через десяток шагов оказалась на покачивающейся палубе корабля. И спустилась в трюм.
Разом оглушила темнота. Звуки стали острее и вместе с тем глуше – волны ластились к бокам корабля со звонким плеском, дети начинали плакать, пугаясь непривычного места, женщины взяли себя в руки и начали обустраиваться на новом месте. Три дня они переживут, они справятся, Три дня – это отдых перед страшным кошмаром…
Кэтрин нашла в самом дальнем углу трюма сухой брезент, накинутый на что-то мягкое, и усадила туда Рэдмона, строго наказав никуда не уходить. Мальчик кивнул, и, обхватив руками колени стал смотреть на снующих туда-сюда взрослых. В скупом свете, проникающим через узкую дверь все они казались ему призрачными тенями.
Девочка стала пробираться обратно к выходу, стремясь найти ускользнувших Беркетов, и вскоре наткнулась на Элен. Жестом попросив женщину наклониться, она рассказала про брезент и улыбка, искренняя и по-настоящему радостная, была для Кэтрин вознаграждением. Ведя близнецов к Рэдмону, Кэтрин спросила, куда пропал Андреан.
- Он помогает Мэри Ферринготт Клаур – она осталась одна с четырьмя детьми. Гвардейцы взяли не только её сыновей, но и нашли племянников. Нас тут много больше, чем было в камере, дорогая, - покачала головой Элен, - похоже король опасается мести и велел собрать всех из рода. А у нас с Гленом никого больше и нет. Он в семье единственный, а моих родителей и сестер король не тронул…
Наверху слышались отрывистые команды боцмана, топот ног, скрипы.
Корабль качнуло, и Кэтрин схватилась за руку женщины, когда легко-легко судно пошло вперед.
- Отплыли, - побелевшими губами прошептала стоящая рядом герцогиня Симмануа и спрятала в ладонях лицо…
- Не надо, - прошептала девочка и резко села на постели. Снова возвращаясь в реальность, с трудом выпутываясь из сетей мучительного сна, Антанетт встала на ноги и пошатнулась. Голова кружилась так, что казалось вокруг мебель и стены затеяли бешеный хоровод. В горле по-прежнему саднило.
Добравшись до уборной, Антанетт замерла, глядя на свое платье. Стянула его через голову, не думая о приличиях и тяжело оперлась спиной о стену.
Сегодня она стала девушкой.
Меллисандра чуть заметно потянулась и искоса посмотрела на сидящую поодаль Антанетт. Прошло уже четыре дня с тех пор, как мать Тереза позволила ей вернуться к учебе и Антанетт быстро наверстала пропущенное время.
Однако, как заметила Меллисандра, соседка по комнате неуловимо изменилась. Она и до этого не была особо общительной, но хотя бы активно участвовала в разговорах между девочками в комнате, а сейчас все время молчала. Задумчиво смотрела вокруг, иногда Меллисандре казалось, что она не узнает таких знакомых коридоров и классов.
Антанетт стала плохо спать и не раз будила соседок вскриками. Она резко садилась на постели и почти сразу падала обратно. Укутывалась в одеяло, отворачивалась к стене и снова проваливалась в сон.
- Принцесса, задумалась? – Мария улыбнулась Меллисандре и та вздрогнула. Пожала плечами:
- Да, немного… - девочка поставила точку в конце предложения, - Тем более, что сочинение я уже закончила.
- Понятно, ваше величество. – глаза Марии смеялись, но фразу тем не менее она сказала серьезно.
После того, как Меллисандра сумела убедить прочих воспитанниц в своем королевском происхождении, они быстро подхватили игру, разобрав себе придворные должности и титулы. Девочкам нравилась играть эту игру, и они старательно выдерживали роли, особенно вне классов. Устраивали приемы, ходили в гости и всячески поддерживали в себе уверенность в том, что они – не сироты.
Каждая уверяла себя, что у неё есть родители, что её отец – герцог, граф, или, в крайнем случае, барон. Или рыцарь.
Монахини смотрели на это сквозь пальцы, а после Солнцестояния, когда в монастырь прибыла преподаватель светского этикета и ожидалась маэстро придворного танца, иногда давали задание девочкам играть, распределяя титулы так, чтобы каждая ученица попробовала себя в разных ролях.
- Ты видела, куда сегодня исчезала Антанетт? – Меллисандра снова посмотрела на подругу.
- Кажется, она была в библиотеке. И вчера тоже. Что-то ищет там.
- Понятно.
Когда мать Иоанна, молодая, красивая, но очень строгая позволила ученицам встать и покинуть класс, Принцесса догнала Антанетт и, подстроившись под её шаг, спросила:
- А что ты ищешь в библиотеке?
Та вздрогнула, а потом пожала плечами, потирая виски:
- Мне… мне послышались некоторые имена, и я хочу найти что-нибудь об этих людях.
- Может я знаю? – Меллисадра взяла подругу за руку и поразилась тому, насколько она… холодная. – Ты замерзла?
- Есть немного, - Антанетт кивнула, и, помолчав, произнесла, - После того, как я болела, я все время мерзну. Мать Тереза сказала, что это последствия хвори. Наверное, когда… перестанет идти кровь, я перестану чувствовать себя такой слабой.
- Идти кровь? – непонимающе переспросила Меллисандра и тут же охнула, - Я поняла! Думаю, да, должно перестать. А что за имена?
- Граф и графиня Сансонет Дар, - начала Антанетт и прикрыла глаза, повторяя по памяти, - Граф Кеммерт, граф Арркитонн, барон Беркет, герцог Симмануа, барон Лестьекирк, граф Ферринготт Клаур и герцогиня Веллгингток. Знакомы?
- Никогда о них не слышала, - покачала головой Принцесса.
- И я тоже, - согласилась Антанетт, - Искала в библиотеке, но там нет нигде упоминаний о них…
- А должны быть?
Вместо ответа девушка пожала плечами.
- Спроси у матери Агнесс. Она точно должна знать.
Вера учениц в то, что мать-настоятельница знает все по истории королевства и не только, была прочна и незыблема.
- Спрошу, - рассеяно кивнула Антанетт, и Меллисандра отступила от неё на полшага, потому что в глазах подруги она разглядела что-то совершенно непонятное и оттого страшное.
…Шторм начался день назад. Как раз тогда, когда спустившийся вниз матрос объявил, что через пару склянок на горизонте появится остров. Сначала сильный ветер свистел в вантах, а потом корабль нырнул в одну волну, встретил другую и крики – громкие, почти панические – на палубе отчетливо сказали пленникам, что последний день пути будет омрачен бурей.
Дети жались друг к другу, греясь и пытаясь не бояться. Свечи обреченные аристократы затушили сразу же, как стало ясно, что это не просто сильный бриз. Андреан застыл у выхода на палубу, напряженно прислушиваясь к командам капитана, и готовый ринуться наверх, если станет известно, что корабль тонет. Но он держался.
На второй день, когда остров Кермлингит уже давно должен был показаться хоть где-нибудь, но все еще не появлялся, вниз спустился капитан. Он оглядел женщин и детей, а потом махнул матросам, и те стащили вниз несколько ящиков с галетами и водой.
Кэтрин и это восприняла как должное, и не понимала, почему женщины расплакались при виде еды.
На третий день беспрерывной качки боцман позвал на помощь мужчин из числа пленников – матросы не справлялись.
На четвертый день все успокоилось.
Как только развиднелось небо, капитан достал секстант и, спустя несколько минут спустился с мостика с побелевшим лицом.
- Земля!
Аристократом было позволено подняться на палубу, и дети, под присмотром матерей и старших братьев или сестер смотрели на успокоившееся, но все еще темное море.
- Земля! – повторил один из близнецов Элис и капитан глухо чертыхнулся:
- В этих широтах нет никакой земли.
Когда матросы споро расчехлили паруса, оказалось что все они порваны.
Течение несло их к неизвестному острову.
- Разрешите? – на порог кабинета матери-настоятельницы ступила девочка-девушка с темными волосами.
- Да, Антанетт, проходи.
Агнесс подняла взгляд от большой учетной книги и улыбнулась. Недавно мать Тереза сообщила, что эта ученица оправилась от своей болезни и, кроме того, у неё пошли крови. После этого, Антанетт стала странно себя вести, и патронесса откровенно порадовалась, что увидела ученицу сейчас. Если бы ей пришлось вызывать девушку к себе, легкого разговора могло не получиться.
- Как твое здоровье?
- Хорошо, - чуть пожала плечами Антанетт, устраиваясь на краешке стула, - Я хотела у вас кое-что спросить. Вы ведь по истории нашего, - и тут она запнулась. Задумалась, а потом кивнула себе, - нашего королевства все-все знаете?
- Не все-все, - рассмеялась Агнесс, - Но многое. Тебя заинтересовало что-то по истории?
- Да. – девушка нахмурилась, - Я слышала несколько имен, но не могу найти о них ничего в библиотеке.
- Я постараюсь тебе помочь. Какие это имена?
- Граф Кеммерт, граф Арркитонн, барон Беркет… Я знаю, что они были обвинены в заговоре против короля, казнены, а их семьи отправлены на остров Кермлингит. Правда… я не уверена, что все это было на самом деле.
- Где ты слышала эти имена? – голос патронессы был сух.
- Во сне, - Антанетт поморщилась, понимая, что её слова звучат глупо, но соврать матери-настоятельнице она не могла.
- Понятно. – Агнесс замолчала на несколько мгновений, провела пальцами по корешку счетной книги и посмотрела на девушку. Все встало на свои места, - В библиотеке есть упоминание об этом… случае. Около ста пятидесяти лет назад, король Патрик Первый казнил девять аристократов на площади Семи Роз по обвинению в измене и подготовке заговора против правящей династии. Родственников и детей осужденных он повелел отправить в ссылку на рудники и утром, шестнадцатого марта, корабль «Август» отошел от пристани столицы. В Кермлингите он так и не появился, и об этом корабле больше никогда не слышали. Король Патрик приказал летописцам стереть все упоминания о семьях, покрывших себя позором. Их земли были розданы прочим аристократам, деньги перешли в казну… Спустя сорок лет, родственник жены барона Беркета сумел доказать, что заговора не было. Сын Патрика Первого (и основатель нашего монастыря) издал указ, по которому титулы были возвращены мертвым аристократам. Правда, в любом случае это было скорее красивым жестом, потому что никого, кто мог бы претендовать на наследство этих семей в живых не осталось.
Антанетт молчала, пораженная открывшейся правдой.
- Что именно ты видела во сне, дорогая? – мать-настоятельница встала со своего места и обошла стол.
- Как король объявлял им свое решение, как они отплыли на корабле, и попали в шторм. И всё.
- Вероятно, Святые решили показать тебе это для чего-то… Но мы не можем даже представить себе зачем, поэтому, Антанетт, не ищи больше ничего. Забудь, как страшный сон… А если тебе снова будут приходить эти видения, обязательно скажи мне.
- Хорошо, ваше преподобие, - кивнула девушка, - Но я же не схожу с ума, правда?
- Разумеется, не сходишь! – Агнесс присела перед испуганной воспитанницей и провела пальцами по её щеке, успокаивая, - Иногда такое случается, когда девочка становится девушкой, она может общаться со Святыми и те показывают ей что-то из прошлого.
- А это долго длится?
- Нет, только до окончания первой крови, - улыбнулась патронесса, - Эти сны не будут тебя больше волновать, ведь сегодня все уже закончилось?
- Да, ваше преподобие, - согласилась Антанетт и, спросив разрешения покинуть кабинет, выскользнула за дверь.
Мать-настоятельница подошла к окну, едва шаги девушки затихли в глубине коридора, и покачала головой. Она не любила врать, но выхода не видела.
Очень и очень редкие дети в период взросления могли общаться со Святыми посредством снов. Такое общение действительно заканчивалось у девочек с окончанием первой крови, у мальчиков чуть позже, но никогда еще дети не видели столь точных событий из прошлого. Раздумывая, стоит ли сообщать отцу Антанетт о таком взрослении дочери, Агнесс провела ладонью по запотевшему окну. На стекле осталась смазанная дорожка от ладони, и в этой узкой прорехе был отчетливо виден все еще белый, весенний двор.
Не стоит.
Разумеется, Антанетт нашла книгу, о которой говорила мать-настоятельница. Это было теперь довольно легко сделать, поскольку она знала год, когда произошло то, что она видела во сне. Однако, ничего нового она оттуда не узнала – заговору и последующему снятию обвинения был посвящен один абзац, в котором скупо описывались событий полуторавековой давности.
Тем не менее, девушка выучила все, что было сказано наизусть, тщетно пытаясь еще хоть где-нибудь встретить упоминания о судьбе пропавших осужденных семей.
Иногда Антанетт вспоминала разговор с патронессой и тогда спрашивала себя, что заставило её соврать о том, что она видела все происходящее только до момента шторма. Что за голос шепнул: «Молчи!». Неужели Кэтрин?
Сны действительно ушли вместе с истинно женским недомоганием, и первые две ночи девушка крутилась на постели, просыпалась и снова засыпала, наутро радовалась тому, что больше нет страха, что она больше не на корабле, который пропал много лет назад. Но уже в первый вечер почувствовала острое желание узнать, что будет дальше, куда же течение принесло «Август» и накрывалась одеялом, загадывая, пусть будет.
Не было.
Ни через неделю, ни через десять дней.
Прошло, решила Антанетт и снова с головой ушла в учебу. Общалась она теперь только с Меллисандрой и то, изредка, хотя отчетливо замечала, как Принцесса выделяет её из своего окружения. Как старается быть ближе и как все чаще спрашивает мнения, просит помочь с заданием или просто сопроводить на прогулку в сад.
В конце концов, они стали подругами. Довольно близкими и «двор» из уст в уста передавал новость о «фаворитке принцессы», но беззлобно, полушутя. Антанетт такое положение дел не трогало – она считала себя слишком взрослой для того, чтобы реагировать на разговоры. Все-таки в самом начале марта ей исполнилось двенадцать лет.
Через два месяца, в середине мая, когда солнце ласкало свежую зеленую листву, а воспитанницы монастыря сменили шерстяные платья на льняные, сны вернулись и Антанетт на следующий день сказалась больной. Ей нужно было обдумать все, что она увидела…
… Кэтрин потерла глаза и посмотрела на яркое солнце. Остров, на котором они высадились полгода назад, оказался райским местечком.
Когда капитан рассмотрел в подзорную трубу россыпь рифов неподалеку от тихой бухты, девочка была рядом с ним. Она слышала, как он выругался в полголоса, рявкнул на матросов: «Уберите отсюда всех посторонних», а потом сам взялся за штурвал. В трюме женщины собрали детей в кружок, после того, как боцман объявил, что они рискнут пройти через рифы, используя только течение, стали молиться. Взрослых мужчин и юношей, после шторма уже не считавшимися детьми, матросы забрали с собой. Помогать.
Как именно они могут помочь на корабле с порванными парусами, Кэтрин не понимала. Она крепко держала за руку Рэдмона, прижималась к Элис и молилась Святым.
Шхуна скрипела, о её борта постоянно что-то билось и каждый удар, казалось, сейчас расколет судно на две части. В нос били неожиданно сильные запахи – пота, грязи, соленой воды, гнилых водорослей и еще один непонятный. Много позже Кэтрин научится безошибочно его распознавать – запах паники, запах обездвиживающего страха.
Корабль внезапно дернулся, накренился, так что осужденные не удержались на ногах и попадали на твердый пол, а затем сел на нос, скособочившись.
Женщины закричали, Рэдмон поначалу молчал, но увидев зародившуюся панику, скривил губы и захныкал. Кэтрин бросила руку Элис и обеими руками обняла брата, шепча на ухо старую колыбельную, которую пела им кормилица.
В трюм сбежал по ступеням Андреан. Он был обнажен по пояс и широко улыбался:
- Все в порядке! Мы целы, корабль на мели, но не разбит. Капитан снаряжает матросов для высадки на острове… чтобы пополнить запасы.
- Пополнить запасы? – Элис встала, погладив по головам близнецов, - А потом… обратно?
- Не знаю. – юноша поморщился. – Но я… и другие наши. Мы думаем, что если остров пригоден для жизни, мы могли бы остаться здесь.
Герцогиня Симмануа обвела взглядом остальных и робко улыбнулась:
- Ведь правда. Лучше здесь, здесь есть шанс…
Кэтрин ничего не понимала, но с удивлением наблюдала за переменами на корабле.
Что и как сказали женщины суровым матросам, как уговорили даже не пытаться покинуть остров, оказавшийся большим и гостеприимным, оставалось для неё загадкой. Она с прочими детьми, помогала строить хижины, собирать фрукты, а поздними вечерами сидела у костра и слушала песни, что пели бывшие гардемарины Его Величества.
Всего полгода потребовалось для того, чтобы в поселение на острове установились правила и потекла размеренная жизнь. Богатый на дичь, нетронутый, да и просто никому ранее не известный уголок, покорил гостей. Капитан каждый день выходил в полдень с секстантом к солнцу и каждый раз неверяще качал головой. По всем расчетам он не ошибся в координатах, но острова там быть не могло…
Кэтрин поднялась с гамака, заботливо подвешенного Джеком Кейди, пожилым коком с корабля и потерла глаза. Элис настаивала на послеобеденном сне – в самое жаркое время суток – и дети подчинялись.
Девочка поискала взглядом Рэдмона и увидев брата копошащемся в белом песке рядом с щенками странной белой масти (этих собак нашли и очень быстро сумели приручить Андреан и Максимилиан Кеммерт) улыбнулась.
- Правда? Это правда? – голос справа, восторженный и громкий, заставил Кэтрин резко развернуться и посмотреть на капитана Дэриэна, подхватившего на руки Александру, герцогиню Симмануа.
- Правда! – ответила она и расхохоталась, когда он закружился вместе с ней.
- Что правда? – Рэдмон взял сестру за руку и склонил голову на бок. Рядом с его ногой уселся косолапый щенок, развесив пока еще мягкие уши.
- Не знаю, - покачала головой Кэтрин и позвала стоящую неподалеку Софию:
- Что там случилось?
София улыбнулась, оторвалась на мгновения от шитья и радостно сказала:
- У Александры и Дэриана будет ребенок.
- Ребенок, - повторила Кэтрин и почувствовала, как сердце сдавил стальной обруч. Стало неприятно, от чувства неправильности, - Ребенок, это, наверное, хорошо…